Отправлено: 09.03.08 22:58. Заголовок: Анна Коростелева про фильм "Повелитель луж"
От Naret: Возможно, то, что я хочу написать, среди поклонников Андрея Руденского хорошо известно и будет баяном :-)). Но просто текст очень интересный, и фильмом я заинтересовалась из-за него. Хочется поделиться с теми, кто это оценит :-)) Об авторе: Анна Коростелева, филолог, профессионал высокого класса. В Рунете известна как автор замечательной книги "Школа в Кармартене". Итак, разбор.
"Элиза: – А чё, я разве не так сказанула? Хиггинс: - Нет, Элиза, вы не так сказанули и даже не так сказали. (“Моя прекрасная леди”)
Поскольку я теперь фанат игры фильма “Повелитель луж”, мне резко захотелось поменять весь дизайн. Но поскольку технически я не умею ничего, то всё останется как есть. О фильме. Эти люди нащупали самую больную точку нашего общества, каким-то чудом, непонятно как её нашли – и плюнули в неё. Молодцы! Фильм, конечно, колоссальный, но я сейчас не об этом. Я сейчас два слова со своих узких позиций – почему я радуюсь от этой работы ещё и как лингвист. В масштабе фильма – это незначительный элемент, виньетка на полях.
“Повелителя луж” надо показывать в школе на уроках русского языка. В этом фильме (я вижу такое впервые) разные лексические пласты русского языка гениально представлены вживую в виде отдельных персонажей. Вместо известной схемки, когда рисуется кружок для КЛЯ (кодифицированного литературного языка), а вокруг всякие концентрические и пересекающиеся круги, обозначающие всё остальное, здесь просто есть живые, воплощённые в людей школьный жаргон (Зяблик), околоблатной жаргон (Губошлёп), профессиональный жаргон (Ромка), устаревшая лексика (Шкипер шхуны “Святибор”), просторечие (Епашка), диалектизмы (Водяной Скафандрыч). И это не случайным образом раскидано, это воплощено в совершенно живые, бьющие в десятку типажи. Только игровой жаргон не отдали одному персонажу, он возникает вдруг в устах разных людей (“оставь меня, жалкий смертный!”, “я с факультета Тьмы”, “я принц болот!”), каждый раз убийственно пародийно. Дико смешно, конечно, что собственно норму, русский кодифицированный литературный язык воплощает доктор Смог. Это финиш. Тем самым подчёркнуто, что зло – это норма. Они там всё обсуждают по ходу фильма: “Чего же боится доктор Смог?” – “Да ничего он не боится!”. Он не боится, конечно, ничего, но легко можно сказать, от чего он страдает: от просторечия. А просторечие, к его несчастью, находится прямо рядом с ним: это его прислужник Епашка. И он морщится при каждом его “заблукал”, “вчерась”, “надысь”. Причём временами доктора Смога прорывает, и он на мгновение превращается в воинствующую норму. С какой непередаваемой интонацией горечи и отвращения он повторяет вдруг за Епашкой, передразнивая, его “Куды-ы”! Сколько в этом смысла: “Вот с какими людьми приходится работать!” и “За что мне это?”. И несколько секунд спустя, уже на публике, опять обрывая речь Епашки: – “Небось”!.. (громовым голосом) “НАВЕРНОЕ”!!! Он за чистую норму, совершенно нейтральную, немаркированную лексику, да. Но как гениально, что в фильме это сделано только один раз (34 мин. 45 сек. – 36 мин. 38 сек.), и больше они к этому не возвращаются. Если это делать постоянно, они бы этот приём заездили. А так ясно, что доктор Смог думает это всегда, но прорывает его только иногда. Причём от всяких “перетереть по понятиям” и “не свисти, батон” Смога так не перекашивает. Он может даже с какой-то одобрительно-циничной усмешечкой следить за лексическими изгибами Губошлёпа с “пацанами” и даже поощряет его в нужном стиле: – Молодец. Выдай ему кредитную VIP-карту в ночной клуб «Подлянка». (С виду в этой фразе нет ничего блатного или уголовного, но это только на письме. Руденский даёт звучание: замедленный темп речи, паузы, узкие гласные, сжатая глотка, понижение тембра, ИК-7, формирующая здесь презрение, наигранная усталость в голосе, – это речь уголовного авторитета, вроде Горбатого из “Место встречи изменить нельзя”. Мимики говорящего мы не видим, он далеко и в треть оборота, а жаль). Опять: это выдаётся только однажды и не похоже на изысканную литературную речь Смога в целом. Кстати, ненавязчивым подсовыванием всем под нос своего перстня при первом знакомстве актёр заодно, по-моему, включил в образ доктора Смога и крёстного отца, хотя никто ему этот перстень не целует, а все смотрят на него, прифигев. Шкипер судна “Святибор” сразу охарактеризован в фильме словами: “Ну, и откуда же вы появились, милостивые государи?”, “Сие событие пренеприятное есть”, “[Адмирал Сутулов]. Сутулов, Сутулов… это кто-то из новых. Не имею чести знать”. В дальнейшем это остаётся его языковой стихией. Охренительно-пародийно-устаревшая речь, на формальном уровне подана как идеал. Характерно, что современные школьники в лице Вани и Зяблика плохо его понимают. Эта черта, конечно, найдена гениально. Он вроде бы идеал, образец для подражания, но тут вовремя подпущена шпилька: ЧТО ОН ГОВОРИТ, ПОНЯТЬ НЕВОЗМОЖНО!.. Зяблик: А почему-у… вы… вроде на нашем родном языке говорите, а ничего не понять? Шкипер (невозмутимо): – Потому что на нашем родном говорю, а не на том, на котором вы изъясняетесь, любезные. Однажды шкипер заговаривает воду, но это заговор водяного, так что фольклорность здесь идёт не от самого шкипера, а от Скафандрыча с его условным оканьем и диалектизмами: “Хорошо больно кораблик изукрашен был, // Паруса на кораблике были тафтяные, // А тетивочка у корабля шамаханского шёлку, // А подзоры у кораблика рытого бархату…”. Реакция современных подростков в фильме на этот текст абсолютно предсказуема: бред сивой кобылы. Потрясающе пародийно показаны те изменения, которые происходят со временем в сознании подростков под влиянием шкипера, пытающегося вернуть их к традиционным ценностям: Зяблик вылезает на палубу. Шкипер: Что скажете, милостивый государь? Зяблик (тупо, но с гордостью): Это… Прадеда своего… отчество вспомнил. Шкипер свистом выражает ироническое изумление. Зяблик (с тёплым чувством): …Дани-илович. Всё, больше к этой теме в фильме возвращаться не будут. Ну, вот у кого из рецензентов после этого повернулся язык сказать, что в “Повелителе луж” тупо и впрямую пропагандируются исконно-посконные патриотические ценности, память предков, офицерская честь и прочие “Гардемарины, вперёд”? Ну каждый раз это подаётся с таким подмигиванием за спиной, с такой усмешкой, что просто любо-дорого. "
Отправлено: 09.03.08 23:19. Заголовок: Епашка – Ване и Зябл..
Епашка – Ване и Зяблику: А из нашей игры выходу нет. И победы у вас в ней быть не может, только поражение. Такая вот у нас прекрасная игра.
Смог (выступает по телевидению, великолепная улыбка в камеру): Просим всех в игру “Повелитель луж” – лучшую игру виртуальных пространств Вселенной! Традиции сохраняем. Еще никогда в Игре не было сюрпризов, исход ее мы гарантируем!
(Из сценария “Повелителя луж”; моменты, не вошедшие в фильм)
Ансамбль Руденский – Гальцев в фильме “Повелитель луж” выглядит гениально. Но не так уж многим очевидно, за счёт чего это так гениально, что они, собственно, делают. Они же не просто там хорошо играют, или плохо играют, или вводят какие-то свои находки, или отрываются в полный рост: они делают великую вещь. Причём великую вещь начал делать, естественно, до них уже сценарист, но я видела оба варианта сценария – литературный и режиссёрский, там эта мысль настолько в зародыше, что о ней и говорить бы не пришлось, если бы Гальцев и Руденский на это не отозвались, всё это не подхватили, не развили, не огранили как следует и не сделали кристально ясным.
Они протягивают ниточку между “Повелителем луж” (2002) и нашим старым детским кино, они ясно заявляют себя преемниками нашей старой традиции, они делают из “Повелителя луж” тот мост, который соединяет классическое детское кино 1960-70-х годов – и наши времена. Они кивают на предшественников много раз и очень явно, при этом выдавая собственный общий уровень игры такой, что никак не скажешь, что они хуже, что у нас что-то испортилось или подгнило за это время.
Да, попутно они походя, парой штрихов пародируют Голливуд, растирают это всё каблуком и идут дальше не оборачиваясь.
Они хотят сказать: “У НАС ЕСТЬ КОРНИ, блин, у нас есть традиция, давайте на неё оглянемся”. Они ненавязчиво так говорят современным детям: “Смотрите то старое кино, смотрите не отрываясь, ничего, что там блеклые цвета и на плёнке какое-то мелькание: смотрите, хуже от этого вам точно не будет. Не надо говорить, что это отстой, только потому, что там нет привычных вам спецэффектов. Начните – и вы распробуете; начните, чем чёрт не шутит?”
Итак, у истоков этого всего, конечно, сценаристы, потому что они ввели уже в сам замысел такие базовые вещи, которые потом на ходу не придумаешь, которые закладываются в фундамент. Противопоставление моря, открытой и чистой воды – лужам, болоту. Мир отрицательных персонажей связан с лужами, жабами, лягушками, пиявками, ядами, ядовитым туманом. Это так и есть в “Королевстве кривых зеркал”, в “Марье-искуснице” – да много где. Это не ново. И это не ново не потому, что они не смогли придумать ничего нового: это умышленная отсылка к традиции, это поклон в сторону тех, кто работал в области детского кино до них. Прозрачный намёк на то, что нужно читать книги, что тот, кто имел привычку читать, из мира доктора Смога может спастись, может сопротивляться, по крайней мере, не ухнет сразу в эту бездну, порог нравственности у него окажется приемлемым. Та же мысль в ярчайшем виде, совершенно в лоб, была в фильме “Приключения в городе, которого нет” (1974) – но там она вобрала в себя весь фильм, там больше ничего нет, – прямое противопоставление людей, которые читают, людям, которые ничего не читают, причём теряют от этого именно в нравственности.
Ромка (встречает Ваню из училища, пытается поднять его сумку, обалдело): Ты чего, торпед домой натырил? Ваня: Это книги.
Эти мелочи могут пройти незамеченными при первом просмотре, но они не должны пройти незамеченными. Это вешки, их расставили здесь неспроста.
Что-то разноцветное бурлит в колбах и пробирках, люди это пьют. Что-то разноцветное бурлило в пробирках, и присутствующие это пили и в главного героя пытались влить, когда англичане принимали у себя в Англии Левшу в фильме “Левша”. Чужая, не наша сторона.
Текстуальные переклички с кино, на котором мы выросли, тоже рассыпаны по “Повелителю луж”, как алмазы; распознаются, только если хорошо знать источники: Доктор Смог: В пиявку. На миллиард лет. Медведь (в “Марье-искуснице”): В лягушки снова пойдёшь? (Квак в лице Милляра, подобострастно дрожа, быстро превращается в лягушку).
Доктор Смог: Отдай диск, лягушонок! Дай диск… Министр Нушрок (“Королевство кривых зеркал”): Отдай ключ, мерзкая жаба!
Визуально и концептуально есть чёткая перекличка между Смогом и Советником из фильма “Приключения в городе, которого нет”. Тот тоже наблюдал за всеми передвижениями попавшего в его владения героя на огромном настенном мониторе. Советник приходит в восторг, когда осознаёт, что забредший к нему новый “читатель” ничего не читал. (Смог: “Зря я всё же не сжёг все ваши библиотеки”). Он тоже абсолютно неэмоционален (Смог: “Я ведь хладокровный…”), а лейтмотив “Чем холодней и бессердечней, тем ты мне ближе и родней” мог бы быть вложен в уста Смога без изменений.
А теперь мы подходим к главному. Пара Руденский / Гальцев – это пара Кащей Бессмертный / Баба-Яга. Почему Епашка – Баба-Яга, объяснять не надо, достаточно просто его увидеть. Почему Смог – Кащей Бессмертный? Ну, он правит в этом мёртвом королевстве, похищает людей, превращает их во всякую гадость, он никогда не был человеком, его жизнь под конец фильма оказывается сосредоточена на конце иглы на одном маленьком диске, который герои успевают уничтожить. И все похищенные расколдовываются. Брезгливость и аристократичность, научно-исследовательская жилка Смога есть не у всех Кащеев. А вот уязвимое “бессмертие”, чёрное или сверкающее одеяние и дурацкий помощник – почти у всех.
Епашка сыплет тоннами пословиц, поговорок и рифмовок, он прост как валенок и вызывает страшное недовольство Смога, однако почему Смог не избавляется от него? А потому что злодею из детского фильма положено иметь такого контрастирующего с ним незадачливого прислужника, вот почему. И Смог будет мучиться, но будет терпеть. У Кащея с Бабой-Ягой тоже сложные отношения.
Баба-Яга, работая на Кощея, иной раз исподволь помогает героям, потому что жутко ненавидит его, но просто очень боится (тема полностью раскрыта в кинофильме нашего детства “После дождичка в четверг”). Не то же ли делает и Епашка?
Но все эти придумки – с ядами, ловушками, с зелёными лягушками, – не стоили бы ломаного гроша, если бы это не подхватили, не поддержали, не разыграли очень грамотно наши современные актёры, в адрес которых мы выразительно усмехаемся, оттого что видели их мельком в дрянных сериалах, которых мы смеем презирать.
Просторечная назализация, которую Гальцев делает постоянной приметой речи Епашки, – это фирменный приём Милляра. Это не просто какая-то фигня, это связующая нить, это поклон в сторону предшественницы, главной бабы-яги всех времён и народов.
Театрализованная игра Руденского, с шипением, с расширением гласных, тоже не с неба упала. Посмотрите на него в конце, в последних сценах, когда его мир начинает рушиться, когда он впадает в панику и начинает метаться. Он впадает в панику не как-нибудь (уверяю вас, он может сделать это сотней способов), а так, как это делал весь цвет сказочных злодеев из детских фильмов до него. Тем самым он становится в длинный ряд Кащеев, жестоких правителей, коварных министров, он протягивает руку всем актёрам прошлого на сходных ролях. Послушайте его реплику: “Отстраняю”. Поверьте мне, в сериал из современной жизни он бы это звучание не потащил. Это подарок детям, и они выкладываются для детей абсолютно, а мы так плохо думали о них!
Я не могу много о лингвистике, потому что мне научный руководитель запретила выкладывать реальные научные разборы в Сеть, пока они не опубликованы, но, чёрт, поверьте мне на слово: там совершенно конкретными языковыми средствами создаются совершенно конкретные образы. Они одновременно и с забросом в старину – и с большим налётом нового, чтобы и современным детям не стало скучно и неинтересно (по крайней мере, лёгкие элементы роли виконта де Вальмона из “Опасных связей” и Ставрогина из “Бесов” Руденский туда привнёс, это смелый такой вообще-то шаг для детского фильма :)).
Это величайшая работа, это очень небанальная вещь – это возрождение детского кино, точнее, мягкая демонстрация того, что оно и не умирало, это намёк на то, что эти люди, которых мы знаем по эпизодам, сериалам, юморескам, чуть ли не рекламе майонеза, на самом деле умеют играть и, если надо, сыграют так, что небу станет жарко и всех заколотит как в лихорадке. Густой чёрный смог опустился и накрыл город.
Они потрясающе работают в паре. Они способны на импровизацию вообще без текста, для них на тексте не свет клином сошёлся.
“Повелитель луж” начинается очень знаменательно: нарочито выцветшая плёнка, чуть ли даже не с мельканием белой мороси, музыка абсолютно как из фильмов семидесятых годов, как будто композитор нарочно издевается, ни намёка в речи на то, что это не семидесятые. А какой спецэффект с сиянием вокруг волшебного магазинчика! Ну, этому спецэффекту, наверное, лет сто, не меньше. И вдруг – переломный момент: электронный голос в магазинчике говорит: “У нас в большом наличии квесты, аркады, стратегии…”. “В большом наличии”!! Добро пожаловать в наше время, время безграмотных электронных голосов!! Квесты, аркады, стратегии – это уже вторично. Это малая-малая толика прелестей фильма."
Отправлено: 09.03.08 23:26. Заголовок: Ваш дом – моя Игра Т..
Ваш дом – моя Игра Такая вот красивая у нас задача
На том пути, который проделал “Повелитель луж” от сценария, чрезвычайно напоминавшего на разных этапах кипящее варево, непосредственно к фильму, он выиграл в многозначности. Например: кого, собственно, называют “Повелителем луж”? Возможно, Смога. А возможно, это титул, который приобретает человек, который доходит у него до конца Игры и побеждает на самом верхнем уровне. Тогда это довольно издевательский титул. И над этим мы можем думать сколько угодно. Как объяснили это сами себе мои китайские студенты, когда я спросила их, в чём, по их мнению, противоречие в названии фильма, “повелитель – это что-то высокое, а лужи – что-то низкое и грязное”. Так вот, в ранней версии сценария было:
Скафандрыч: Я да друг ваш Шкипер в свою игру играем и Смогу не подчиняемся. Пусть только заявится сюда... Тоже мне, повелитель луж...
- Тогда приступим (к поединку, – W.W.). Тем более исход его мне заранее известен, – вздохнул притворно Смог. – Игра наша неизменна, и Повелитель Луж всегда побеждает.
То есть было точно известно, что Повелитель Луж – это именно Смог, причём Смог как персонаж Игры, а заодно становилась известна и цель игрока (что очень жаль, так как особенная чума в фильме как раз в том, что мы не знаем о сущности Игры ни-че-го) – победить Смога.
Вообще множественность трактовок всего – это огромная сила фильма. Когда Смог говорит о своей шпаге: “Фамильное оружие. Освящено Тьмой”, возникает естественный вопрос: Смог – компьютерная программа, какое у него может быть фамильное оружие? От кого по наследству? Ответов на этот вопрос может быть много. Как компьютерная программа доктор Смог мог иметь более ранние версии, которые являются в таком случае его предшественниками. И шпага могла как раз достаться ему от этих прежних, менее совершенных Смогов. Если же считать, что Смог – одно из обличий дьявола (мысль напрашивается), тогда все на свете Боруты, Мефистофели, Филиппы Траумы и бароны Тречи ему родня. От них, от этих славных предков, шпага вполне могла в наследство перейти. Можно ещё думать, что если Смог вынырнул из какой-нибудь дурацкой компьютерной игры, где гоблины вперемешку с друидами и крестоносцами мочат инопланетян, кельтов и татаро-монгол, то есть полная каша, то эта адская дурь могла, разумеется, породить какое угодно оружие, и фамильное, и освящённое Тьмой, и освещённое Тьмой, и тут никаких лишних вопросов задавать не надо.
Одновременно доктор Смог говорит сам о себе “Я ведь хладокровный”. Не совсем понятно, что это такое, но это явно термин. Как “земноводное” или “пресмыкающееся”. Совершенно великолепно, что это нигде и никак не объясняется. Отсюда в спорах родилась теория – чья же это теория? – что на самом деле, исторически, это дракон, а все гады и амфибии у него в жабонарии – тоже на пути туда же, это питомник будущих драконов. Забыла сейчас, как там было точно, но эта светлая теория была детально проработана и подана, я помню, в очень исчерпывающем изложении.
Как это сочетается с тем, что он компьютерная программа, не совсем понятно. Но если программа, то много возникает вопросов относительно того, кто его создал и где бы можно найти этого человека, чтобы сказать ему спасибо. На это один из возможных ответов от программистов: никто его не создал, доктор Смог – это самозарождающаяся и самообучающаяся программа.
Ну, и так далее, и так далее. Чем больше обрывков сценария, не доведённых до конца, оставленных безо всякого развития, долетает до нас в виде смутных отголосков, чем сильнее разбегаются пути-дорожки, намеченные там в разных версиях в разное время, тем объёмнее и объёмнее становится мир Повелителя луж.
Например, доктор Смог при том, чем и кем он является, слабо разбирается в компьютерах и сам прямым текстом говорит об этом. Вроде бы абсурд. Но я знаю массу людей, которые, сами являясь людьми, очень здорово разбираются в компьютерах и при этом ничего не знают о человеке как объекте изучения биологии (ну, там, анатомии, физиологии, гистологии, эмбриологии – ничего вот этого не знают. А про компьютеры – знают). Так что странности в том, что доктор Смог вырос из мира компьютеров, при этом интересуется биохимией, физиологией и прочими такими вещами, а о компьютерах знает мало, я не вижу.
Из фильма исчезла информация о том, как именно Шкипер получает чистую воду. (На самом деле он фильтрует местную воду через страницы старинных книг; страницы он потом сушит на верёвке, как бельё, и использует по нескольку раз). Без этой информации прекрасной и абсолютно загадочной делается его фраза: “Нынче таких песен не слагают. Вся надежда на старые, да и те на исходе”. Ну, как песни могут быть на исходе? Если уж их однажды сложили? На самом деле Шкипер в первых вариантах сценария имел в виду буквально запас книг, расходуемый на очистку воды. А получилось лучше. Начинает казаться, что сами песни действительно каким-то образом оказались на исходе, что мир нормального стремительно сужается.
Из сценария было известно, что город (который снимали в Кронштадте) называется Приморск, а главное – что Приморск – не единственный город, который Смог облюбовал и затолкал в виртуальную реальность:
- Вы вообще понимаете, что это, месье Чвак? - Карта..., – предположил тот. – Боевых действий. - Можно назвать и так..., – задумчиво кивнул Смог. – Белые квадраты – города, где люди ещё живут своей дурацкой бесмысленной жизнью, а зелёные.... зелёные..., – это было самое приятное его размышление, – это мое главное изобретение – города, что уже стали играми, а жители – персонажами. Их пока мало – “Стон из бездны”, “Отморозки с оловянными мозгами”… А лучшее произведение будет – “Повелитель луж”.
В сценарии доктор Смог ещё говорил:
- Сегодня самая короткая ночь в году, и именно сегодня надо воплотить мой дивный план. Если мы успеем, Колокольникова, то с завтрашнего дня ночь будет всегда только прибавляться. Пока не превратится в Ночь Вечную. Такая вот красивая у нас задача.
В фильм это не вошло (хотя в фильме общий размах планов Смога никак не меньше). Но оно незримо чувствуется где-то, за спиной у Смога. Чем больше из этого клубка торчит всяких обрезанных нитей, тем с большим интересом мы присматриваемся к этому клубку. Характер Смога корёжило и плющило, пока его придумывали, оттого он жутко многогранен, может и умеет многое. Он и химик: “А это моё главное детище – бальзам «Мгла». От него мозги у экземпляров разжижаются через сутки”, и претендент на Нобелевку: “Я, доктор Смог, нахожусь в полушаге от величайшего открытия всех времён. Вся информация из мозга этой жабы переведена мной в компьютер. Теперь жабье сознание может жить отдельно от тела”, и человек с богатым прошлым: “Зря я всё же не сжёг все ваши библиотеки” (“всё же” – то есть имел такую возможность). Всё это – ошмётки разных независимых друг от друга цельных и завершённых, детально продуманных концепций, это видно по вариантам сценария. На этом этапе сценаристы, бурно перекраивая материал, прорвались уже за тот уровень, за которым вот эти упоминания выглядят не как сшивки, а как правда этого мира: в нём действительно много всего, быстро это не объяснишь, если ухнуть в этот мир, за одни сутки ничего не постигнешь, там целые напластования каких-то своих жаргонов, дикая предыстория сотворения этого мира заключается в том, кого, как и откуда Смог накачал в своё время в эту Игру, а закачивал он довольно беспорядочно.
А потом на эту благодатную почву пришёл Руденский и довинтил характер доктора окончательно: из облика Смога совершенно исчезли мелочность, нечистоплотность (в сценарии Смог постоянно крайне неаккуратно ел что-то малоаппетитное, норовившее сбежать у него изо рта), он стал аристократичен, повеяло холодком (арктическим), стало по-зимнему свежо.
Ну, и последний штрих, который наложил поверх всего этого лично от себя Руденский, – чисто интонационный. У него там есть место, где ему нужно сказать фразу: “Это только в детстве кажется, что смерть далеко. На самом деле она рядом. Она – это я”. Фразочка вообще из таких, что увязнет в горле – не выкашляешь. Как вот её произносить? Пугающе? Многозначительно? С угрозой? Кранты будут, извините, полные. После этого и съёмки фильма можно сворачивать, да и киностудию закрывать заодно. И Руденский находит единственный способ озвучить это гениально. Его доктор Смог сам удивился, притом очень сильно, сообразив вдруг, что функции смерти здесь выполняет не кто иной, как он сам. Пауза перед “Она – это я”, взято время на размышление, а сама эта идентификация проведена с величайшим удивлением. Он только сейчас осознал это и даже как-то опешил.
А как вы понимаете, что значит оборот “Как трогательно” в устах Смога? В старых версиях сценария он выдавал его направо и налево, это у него заменяло любые эмоциональные реакции:
Шкипер в плену у Смога. Завидев Смога, делает идиотское лицо. Смог: Как трогательно! Герой-идиот.
Шкипер поцеловал свою шпагу и подал Ване. Ваня осмотрел шпагу, улыбнулся. - От наших прадедов пришла, и ни разу никакая нечисть ее владельца не побеждала! – громко сказал Шкипер. - Как трогательно..., – заметил, усмехнувшись, Смог. – Так у нас принципиальный поединок – мы или вы?
К фильму всё это исчезло и осталось только два случая употребления, на мой взгляд, очень значимых и получающих некоторую смысловую и эстетическую нагрузку.
Эта способность Смога к рефлексии очень его красит. Рядом с герцогом де Маликорном, который вроде как человек (“А кто же я?..”) и у которого, как известно, второй удар – по крышке гроба, компьютерная программа, способная и склонная к рефлексии, выглядит особенно актуально.
Когда Ваня с Ромкой хотят уничтожить диск с единственной копией Игры, они зашвыривают его в воду, в ближайшую заводь, и Смог распадается на пиксели. Всё это очень странно. Обычная человеческая логика подсказывает, что диск не может мгновенно уничтожаться водой. Ранние версии сценария давали на это простой ответ: на берегу этой заводи стояла табличка с надписью “Бальзам МГЛА”. Но это элементарное объяснение у нас отняли, в фильме таблички нет. И приходится нам шевелить мозгами и находить не упрощённое, а настоящее решение, намного более красивое: очень логично, что диск (и Смога, и Игру) в результате уничтожает море (как стихия, символически противопоставленная лужам в эстетике фильма, родная для курсантов Морского кадетского корпуса и враждебная Смогу).
Отправлено: 09.03.08 23:28. Заголовок: Какие мы странные В ..
Какие мы странные В русском языке огромное количество средств коммуникативного уровня, реагирующих на норму: норму предположения, норму ожидания, норму развития ситуации, норму исполнения действия, норму говорящего, норму слушающего, норму социума... Русский язык ориентирован на идею нормы в высочайшей степени, у нас десятки разных норм, которые мы учитываем в семантическом чертеже языка, на которые намекаем и киваем в нашей речи многократно, даже говоря самые, казалось бы, невинные вещи.
Поэтому совершенно бессмертны были и будут персонажи, завязанные на идею нормы и отклонения от нормы. Русский язык оживляется. Он думает: “О-о-о, этого есть у меня!..”, – и бросает на создание этих образов все силы. А поскольку вся система пронизана идеями всевозможных норм, они выстреливают из всех стволов, они обнаруживаются везде, где их не клали, и в результате мы сами не понимаем, отчего так ржём. Таков доктор Смог (к/ф “Повелитель луж”) – воплощённая норма. Он приводит к норме всех вокруг, не глядя, железной рукой. Он говорит на идеально нормированном русском языке. Когда он со словами: “Молчать!” вонзает шпагу в Водяного, который до этого фольклорно окал, у того исчезает оканье. Доктор Смог несёт с собою норму всем и сеет её повсюду. (Кстати о “Молчать”: сама форма инфинитива в русском языке неизменно передаёт ориентацию на норму). Это видно, конечно, и на номинативном уровне: “У нас новый вирус – Настя!” То есть все, кто против Смога, это НЕ норма, это вообще какая-то аномалия. Это мощно выражается многократным повторением слова “cтранно”:
Доктор Смог (о Шкипере): Что за доброхот объявился? Вместо того, чтобы утопить морячков, спас их? Очень странно.
Доктор Смог (Шкиперу): Надо же, как странно. Оказывается, я и скачал вас вместе с кораблём из ваших книг. И позабыл. А вы теперь в моей игре вирусом стали!
Доктор Смог: Роман Всеволодович! И вы на стороне вирусов? А как же наша с вами Мировая Игротека? Неужели вы не хотите повелевать миллионами людей? Ромка: Нет. Доктор Смог: Странно. Я был о вас более высокого мнения.
Это заметно в том, что доктор Смог – единственный, кто говорит на чистой кристальной норме, откуда элиминированы не только диалектизмы, архаизмы или приметы просторечия, но и явления разговорной речи. Он поправляет Епашку с “небось” на “наверное”. Но “небось” не грубое просторечие; если оно режет Смогу слух, ему будет резать слух любое разговорное выражение: чуточек, пару раз, заскочить на минутку, где-то в районе шести. Представляясь, он говорит: “Вы можете называть меня просто. Просто – доктор Смог”. Если учёное звание плюс фамилия – это для него самый простой вариант обращения, проще не придумаешь, то вы понимаете, что представляют собой более изысканные варианты. Но ярче всего это видно в подборе единиц коммуникативного уровня. Его “так” не случайно: это он фиксирует соответствие / несоответствие увиденного собственному представлению о норме. Епашка вздремнул на полу, Смог, пришедший узнать о новых поступлениях, констатирует: “Так. Болван”. Даже в конце отчаянное: [“Необходим переход в другую игру”] – “Так переходите же!!” – это дважды указание на нарушенную норму развития ситуации, ибо за “так” стоит несоответствие происходящего представлениям говорящего о норме, а за “же” – значение ‘должное не имеет места’. Если бы была возможность спросить Смога об этом напрямую, уверена, он сказал бы: “Норма – это я”. Исключительным символом, позывным и – не побоюсь этого слова – логотипом Смога является его знаковая фраза: “Как трогательно!” (с ИК-7, маркирующей сходство / расхождение позиций). Первый раз эти слова звучат, когда Зяблик скурвился и пошёл выдавать всех подряд своих друзей на допросе у Смога. Здесь Смог имеет в виду, что, безусловно, одобряет в людях такие качества, как подлость, трусость, жестокость, способность к предательству, – он искренне тронут, увидев всё это в букете. Всю жизнь он добивается, в общем, этого при помощи своих химических составов и вот – такая чудесная демонстрация результата. Но второе употребление этой фразы заставляет сильно задуматься:
Ваня: На этом диске вся ваша игра. Доктор Смог: Игра есть во всех моих компьютерах, Ваня. Ромка: Была. Я стёр всю вашу глобальную сеть. Электронный женский голос из передатчика: Внимание: неполадки в сети. Необходим срочный переход в другую игру. Доктор Смог: Так переходите же! Ромка: Переход в другую игру невозможен. Доктор Смог: Это почему? Ромка: Из-за отключения от Всемирной сети. Доктор Смог: Как трогательно!
Он снова одобряет и высоко оценивает предательство и подлость – с той разницей, что на этот раз предали его самого. Но он всё равно одобряет.
“Странно” – это ключевое слово, объединяющее доктора Смога и Вилли Вонку, хозяина шоколадной фабрики. Вилли Вонка в полном отклонении от нормы, но, безусловно, подобно Смогу, считает нормой себя, а не посетителей.
Вилли Вонка (мистеру Солту, с диковатым хихиканьем): Какой вы странный!..
Вилли Вонка (Чарли): Э… ясно. Это странно. (…) Что ж… Это неожиданно и… странно.
Как вы помните, мистер Солт всего лишь назвал модель какой-то там машины по переработке орехов, традиционно закупаемой обычными фабриками (но у Вилли Вонки на фабрике орехи чистят специально уполномоченные и особо ответственные белки), а Чарли всего лишь сказал, что не готов прямо вот так вот бросить свою семью и с радостью переехать навсегда на закрытую фабрику с тем, чтобы никогда их больше не видеть. Но номинативный уровень, как обычно, не так интересен, как коммуникативный. Он более очевиден. Бесконечное множество раз за коммуникативными единицами (читай: разного рода нечленораздельными восклицаниями) Вонки проявляется смысл: ‘я знаю норму, я этой нормой являюсь, а вы и понятия о ней не имеете, вы – ходячее отклонение от неё’. Когда, отправив принявшую шарообразный вид Виолетту в соковыжималку, он говорит оставшимся экскурсантам: “Идёмте!”, – он использует модальную реализацию ИК-2 со всплеском в предцентре, значение которой реализовано как ‘тут, правда, имело место незначительное отклонение от нормы, но я уже привёл всю ситуацию в норму, так что теперь всё в порядке’. Когда Майк Тиви просит разрешения самому выбрать и нажать кнопку в волшебном лифте, Вилли с дьявольским огоньком в глазах говорит: “Давай!” (‘я знаю норму развития ситуации, это очень бенефактивно для меня, очень небенефактивно для тебя, – действуй’). И действительно: Вонка знает, что Майка понесёт в телевизионную комнату и что там его раскатают в лепёшку. Он знает норму. В любом случае, что бы ни происходило, какая бы фантасмагория, какой бы вздор ни творился вокруг – ОН ЗНАЕТ НОРМУ. Он ею является. С нормой социума она очень давно разошлась, но коммуникативные средства Вонки работают на него.
Заметим, первый фильм родной, второй дублированный, но какой драгоценностью, какой возможностью отрыва этот второй явился для системы русского языка!
Отправлено: 10.03.08 23:59. Заголовок: И от меня спасибо! А..
И от меня спасибо, хотя я вот этот текст действительно читала! А нельзя ли где-то найти текст Анны об образе Листницкого в интерпретации Дмитриева и Руденского? Очень бы хотелось почитать. Заранее спасибо.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума